И ты смотришь как что-то сгущается,
Рамки белой страницы начинают дрожать,
Пахнет жасмином, но это тебе этот запах мерещится —
За окном — минус, кажется, двадцать пять.

Зима за окном, но дует из белой страницы:
Как-будто снег с запахом там.
Как-будто там, выше, птицы.
Как будто границы там, на замке,
Серые зимние птицы кружат
Над лагерем, по периметру — вышки.
И ты идешь по снегу — вроде невидимый для сторожей.

Потом встречаешься взглядом с заключённым.
И начинаешь чертить, божить, петлять,
Выводить его, за плечи
Прикрыв от ветра и снега, из пожизненного лагеря для
Ненаписанных. Где их тысячи,
Стоящих вдоль колючей проволоки.

Потом, позже,
Отпаивать горячим, потому что уже — свобода,
потому что всё кончено: «Всё кончено, смотри,
видишь — точка». И что-то уже сидит
В полосатой робе неровных строчек.

Уже какое-то ненужное, чужое, но
Оживает, теребит скатерть, с любопытством смотрит на фамильный сервиз.
Всё кончено. Теперь уже можно пить чай с двумя или тремя
Ложками сахара. Свобода это возможность
Выбирать, и в чай насыпается три.

И пока растворяется сахар,
Ты думаешь о часовых.
Они действительно спят, слепы?
Или ждут когда ты будешь вести наконец, то
Самое дорогое, впервые шепча: «наконец-то-наконец-то-ты».
И поймав в прицел и прикинув ветер —
Оставят тебя одного
Во тьме и одного на свете.
С пустыми руками.
С пустыми стихами.
Где, вместо Веры-Надежды-Любви,
Только Снег-Снег-Снег.

9 июля 2010 г.